А оказалось, что я просто боялась обрушить свою страсть на другого человека, настолько она сильная — я сжимаю зубы, кричу, рычу, сжимаю чужую плоть руками и тяну. Анзол выдерживает меня, я уверена в том, что он скажет, если я сделаю что-то неприятно. Я узнала, что моё тело чувствительное много где, хотя я всегда думала, что мне вообще безразличны ласки груди. С Анзолом вообще можно всё, что не запрещено — например, ласкать гладко бритой головой мою вульву и клитор, или тереться о мужское колено.
Когда он входил в меня в миссионерской позе, мне стало больно, и я расплакалась — меня отбросило в мои предыдущие отношения, где от меня ждали удовольствия, но при этом мне приходилось терпеть глубокие фрикции, пока он кончает. Анзол снова обнял меня, и я смогла оплакать свою невозможность сказать, свой дискомфорт. Я сказала сквозь слезы одну фразу, которая станет маяком для меня на ближайшее время в исследовании моей сексуальности: «Я так хочу трахаться, но не хочу терпеть боль». На что Анзол мне ответил, что я не должна терпеть боль, я должна терпеть только удовольствие, и похвалил меня за то, что я сказала о дискомфорте.
Когда слезы закончились, я снова мгновенно возбудилась — потому что слезы стали скорее сближающим фактором, оголяющим душу. Мы поменяли позу, я легла на живот со сведенными ногами, а Анзол лег на меня сверху — так естественно из-за позы ограничивалась глубина вхождения, плюс я могла регулировать углом таза и ягодицами, чтобы мне было совсем комфортно. Это прекрасно — оргазмы другого, и так прекрасно было слышать, что он не сдерживал голос, как все его тело дергалось с остаточными спазмами оргазма. Теперь я хочу увидеть его лицо когда он кончает. Трудно было оторваться друг от друга.
Я нашла в себе, кроме нижней, ещё и верхнюю сторону — мне нравится с властью играть, мне нравится, что она может быть побеждена и свергнута, и вновь отобрана. Как же много всего есть в сексе, чего я ещё не знаю, и как я много я хочу узнать.
Спасибо, Анзол.